Опубликовав одну из книг Владимира Тарасова «Принципы жизни», я обнаружила интервью с ним на тему учителя и учеников. Насколько эти мысли достойны внимания, судить вам. Мне все это очень понравилось и откликнулось. Публикую пост как есть:
Владимир Константинович Тарасов – основатель и руководитель Таллиннской школы менеджеров, первой школы бизнеса на территории бывшего СССР, открытой им и Хелле Валентиновной Кельдер, его верным соратником и вдохновителем, в 1984 году. Автор оригинальных бизнес-курсов и тренингов «Техники перехвата и удержания управления» и «Управленческие поединки».
Автор нескольких уникальных книг по менеджменту. Для меня он один из главных наставников в моей жизни, который научил меня видеть в сути бизнеса не только результат, но и относиться к нему, как к духовному пути, управлять через ценности и проводить эффективные переговоры с любовью.
Конечно, именно с ним хотелось поговорить о таком важном аспекте любого думающего и что-либо создающего человека – об уроках и Учителе.
Если развить тему «камень, лежащий на дороге, управляет повозкой…» и «все управляют всеми»?— нельзя ли сказать, что точно так же все мы являемся друг другу и учителями тоже?
Когда возница объезжает камень, камень управляет повозкой. Когда возница наезжает на камень и ломает колесо, камень его учит. Когда мы пытаемся учить друг друга, преследуя свой собственный личный интерес, мы не учителя друг друга, а манипуляторы. Манипуляторы успешные, или не успешные, но никакие не учителя. Когда мы помогаем друг другу найти ответ на мучивший другого вопрос, благодаря чему его глаза светлеют, то мы?— учителя друг другу.
Уроки ментальные и чувственные. Чем отличаются уроки книжные от жизненных?
Карл Маркс, человек неглупый, сказал, что нет ничего практичнее хорошей теории. Не всякой, а хорошей. Под книжными уроками чаще всего подразумевают именно плохие теории, которыми «кишит» подавляющее большинство книг, пытающихся научить людей тому, чего сами авторы не умеют.
А что такое?— чувственный урок? Вещь доходчивая, но обыкновенно учащая лишь тому, как не надо поступать. Чувственный урок?— это «мартышка и очки». Она их и лижет, и на хвост надевает. Чувственный опыт замечательно подсказывает ей, что она делает что-то не так. Но она так и не может понять, чем очки могут быть так полезны людям. А если ей сказать, что их надо надеть на нос для чтения, то для нее это будет уже «теория», поскольку она этого еще не пробовала. Да не всякая мартышка поймет, что ей сказали!
Конечно, существует еще «метод проб и ошибок», основанный не на книжных теориях, а на собственном опыте, на собственных многих ошибках, но это очень длинная дорога, до конца которой человек рискует так и не успеть дойти. Словом, «все яд, и все лекарство». Глупо тратить жизнь как на излишнее увлечение теориями, так и на применение их на прак-тике, равно как и на излишнее увлечение собственным жизненным опытом без его теоретического осмысления. И та, и другая крайность?— не от большого ума.
Почему люди, воспитанные учителями из книг, в жизни бывают менее успешны или менее интересны, чем те, кто получил опыт живого, личного урока?
Книги подавляющего большинства авторов не являются уникальными, они?— перепев книг других таких же авторов. А книги даже уникального автора еще не делают и их читателя уникальным, поскольку не он один?— читатель этих книг. А живой личный урок всегда в чем-то уникальный. Нам же интересно не стандартное, повторяющееся, а уникальное, диковинки.
Но, с другой стороны, уникальное и диковинное?— интересно, но ненадежно. Ибо все надежное, так или иначе, стандартизуется и становится нормой. Вот и «интересных людей с живым опытом» увлекательно послушать, но вести с ними дела подчас рискованно. А уж драматическое разочарование в таких людях?— точно является «живым личным уроком».
Кого мы готовы назвать Учителем, слушать с открытым сердцем и следовать за ним, а кого нет?
Кого мы готовы назвать Учителем, слушать с открытым сердцем и следовать за ним?— это очень зависит от того, зачем мы учимся. Если мы учимся не для того, чтобы сделать в жизни что-то стоящее, что останется после нас, а для того, чтобы «быть при деле», интересно проводить время в безделье, то назовем учителем того, кто умело поможет нам интересно заниматься самообманом?— имитацией небесполезного проживания жизни.
Прожигать жизнь можно не только в бесконечных тоскливых развлечениях и тусовках, но и постоянным чтением книг, молитвами, «духовными практиками», «поисками себя» и «смысла жизни». Тут главное?— не создать, не оставить после себя ничего ценного людям. Такие учителя для таких людей несомненно есть.
А если мы учимся для того, чтобы точно так же, как мы сами пользуемся благами, созданными для нас, создать и оставить новые блага для наших потомков, то назовем Учителем того, кто не только учит, но и научает нас это успешно делать, то есть, помогает нам не остаться просто «человеческими заготовками». Процесс этот не всегда такой же увлекательный и захватывающий, как предыдущий, но только он и делает человека человеком.
И такие учителя есть?— может быть, не такие яркие, не такие популярные, как предыдущие, но есть. Что было бы с нами сейчас, если бы наши, сползшие с дерева предки занимались бы только «саморазвитием», и не оставили бы нам ничего ценного, кроме вытоптанной травы и своих сомнительного качества скелетов?! Разве смог бы я сейчас настукивать эти никак не трогающие за душу строки на компьютере?!
Почему нам трудно признавать в каждом встречном человеке Учителя?
Просто потому, что когда мы признаем человека Учителем, мы как бы воображаем себя шведской королевой, которая вручает нобелевскую премию обалдевшему от счастья лауреату. Когда мы себя никем особенным не воображаем, то мы способны учиться и у первого встречного, не мучаясь тем, достоин ли он высокого звания Учителя.
Какими качествами должен обладать ученик, чтобы суметь теоретический урок использовать в нужном месте и времени?
Для этого нужно, чтобы он не только знал урок (пусть даже и на пятерку!), но и понимал его. Понимание выше знания, оно дается не просто, и не каждому. Физики говорят: понять теорию, это значит понять, где она работает, а где – нет. А для этого надо знать и понимать гораздо больше, чем только эту теорию.
По сути, мы вправе выбирать себе учителей по интересам: Лао-Цзы, Макиавелли, Генри Форд, Тарасов. Но для самых важных уроков жизнь сама назначает нам учителей. Вы согласны?
По вашему, Лао-Цзы, Макиавелли, Генри Форд и (простите, это вы сказали) Тарасов – не для самых важных уроков! А зачем они тогда вообще нужны!? Для не самых важных уроков различных учителей и так полным-полно — не обязательно всех поименно перечислять!
Учитель приходит тогда, когда готов ученик: как готовиться ученику, чтобы пригласить Учителя?
Ученик, который готов учиться – охотник до знаний. А охотник, он и есть охотник. Это значит, он знает, за каким зверем он охотится, знает приметы, по которым можно этого зверя найти… Если он не знает, зачем или за кем он пошел охотиться, то если даже какой-нибудь интересный зверь и встретится, у него не окажется с собой необходимых снастей или оружия, и зверь спокойно прошествует мимо… А как охотник готовится к охоте, чтобы не вернуться с пустыми руками, думаю, объяснять не надо!
Не могу не заметить, что вы говорите «пригласить Учителя»! Это чтобы вручить ему «нобелевскую премию»? Почему нельзя не «приглашать», а просто начать у него учиться?
В чем сила драматических ситуаций? Почему негативный опыт мы запоминаем сильнее?
Потому, что негативный опыт означает, что какие-то цели оказались недостигнутыми, какие-то надежды не оправдались. Образно говоря, когда человек нацелен на достижение чего-то, у него внутри, в подсознании как бы сжимается пружина, которая все время давит на него, толкая к цели. Разжаться и отпустить его она сможет только тогда, когда цель достигнута – тогда-то и наступает расслабление.
А если цель оказывается недостижимой, пружина так и остается не разжатой. И хотя со временем «ржавеет», но все же продолжает давить и забирать на себя энергию сдерживания этого давления. Если таких пружин много, у человека забирается вся энергия и наступает депрессия. Тогда надо высвобождать подсознание от этих «ржавых пружин», например, при помощи «гештальт-терапии».
Поэтому, когда опыт позитивный, он остается в механической памяти и легко забывается, как забыли мы имена многих людей, опыт общения с которыми был позитивным. А негативный опыт сохраняет свой эмоциональный след в виде так и не разжавшейся пружины.
В психологии эту неразжавшуюся пружину называют «незавершенным заданием», а долгую память о нем – «эффектом незавершенного задания» или «эффектом Зейгарник» (по имени ученицы Курта Левина, исследовавшей этот эффект).
Есть ли в современном мире счастливые случаи, когда ты можешь встретить одного Учителя и пройти за ним через всю свою жизнь?
Конечно, есть, как есть супружеские пары, прожившие долгую счастливую совместную жизнь, не особо мучая друг друга. Это не часто, но бывает. Однако, как говорится, «у победы много отцов, а поражение – всегда сирота!».
Поэтому, если имя Учителя широко известно (а лучше – если он уже умер и запечатлелся в Истории) за ним многие идут, казалось бы, всю жизнь. Как многие шли почти «всю жизнь» за Лениным, но тут подвернулась возможность «приватизации» народного достояния, и пошли они в противоположную сторону. Не появись такой возможности, так и остались бы они «верными ленинцами».
Итак, ответ: такие случаи могут быть, особенно, если не встретится искушения на этом замечательном пути. Если говорить серьезно, то у каждого должен быть свой Путь.
Интересно, когда близкие люди способны давать друг другу такие важные уроки, что они оборачиваются гениальными открытиями или произведениями: есть ли примеры? Цена таких уроков?
Теоретически, это возможно. Наверняка, и в практике встречаются такие случаи, мы просто о них можем не знать. Однако если заняться историей открытий и великих художественных произведений, то можно набрести на подходящие примеры.
Многогранность или послевкусие уроков: каких учителей мы помним?
Мы помним тех учителей, от которых мы научились тому, что сделало нашу жизнь лучше и содержательней, а также тех, после чьих уроков мы испытали чувство стыда за собственное поведение.